Елена Ямпольская
Русский курьер, 29 января 2004 года
"Я разорюсь, жена меня бросит..."
Армен Джигарханян ушел со сцены, а у него в театре поставили "Трех сестер"
На руках у Джигарханяна вырос хороший театр. Тем более обидно, что здешние премьеры не становятся событием общемосковского масштаба. Такова воля худрука. Человек, десятилетиями находившийся в самом центре столичной театральной жизни, вдруг сознательно переместился на обочину. Все - "в Москву, в Москву!", а он - на Ломоносовский проспект. Где так уместен спор Андрея и Соленого о количестве университетов...
Джигарханян покинул "Ленком", разорвал связи с многочисленными антрепризами и принял негласное решение больше никогда не появляться на сцене в качестве актера. "Негласное" - потому что официальных заявлений Армен Борисович не делал. Буднично и бытово ставит в известность знакомых. Отметая встречные эмоции - от обалдения до глубокого траура. "Старый стал", - говорит. Тоже мне, аргумент сезона. У нас огромное количество актеров к его годам только разыгрываются. Потом начинают кокетничать своим возрастом, юбилеи справлять. В общественном мнении как-то закрепилось, что чем старше актер, тем он лучше, а кто дотянул до девяноста или хотя бы до восьмидесяти, того автоматом зачисляют в патриархи российской сцены.(продолжение)
Джигарханян патриархом быть не хочет. У него есть театр, есть труппа, преимущественно очень молодая, и теперь это главное и единственное дело его жизни (исключая приработки в кино - "старость" старостью, а жить на что-то надо). Юрий Клепиков уже неоднократно работал с джигарханяновскими актерами. Фамилия второго постановщика "Трех сестер" - Владимира Ячменева, мне, к сожалению, ни о чем не говорит. Однако результата они добились. Единственно возможного, по-моему, результата - сделать нескучной пьесу, которая помнится наизусть и навязла в зубах.
Никогда не бывало на нашей сцене такой Ирины (Анна Башенкова) - крупной, коротко стриженой, в очках. Рядом с ней - маленький плюгавый Тузенбах (Алексей Шевченков), барон-вырожденец, домашний шут, сам осознающий собственное убожество. Вершинин (Владимир Капустин) - типичный провинциальный солдафон, громогласный и нескладный, вести себя не умеет, с дамами фамильярен, за все руками хватается. Зато Кулыгин (Александр Бухаров) - душа общества, франтоватый, ухоженный, очень интересный. Подпоручик Владимир Карлович Родэ (вы помните такого персонажа?) - венгр. По-русски ни слова. И какая-то неопознанная девица, которая молчаливо выходит в самые трудные моменты поддержать Наташу.
Андрей (Стас Дужников) - увалень в вязаной кофте. Ко второму действию он настолько озвереет от тоски и одиночества, что нарисует на печке рожицу - носик, ротик, оборотик - и будет перед ней исповедоваться. Потом станет отвратительным запойным деспотом, тупым и наглым, будто в панцирь заизвесткуется. Скажет с вызовом: "Все старые девы не любят своих невесток!.." Не узнаете текст? Так его раньше и не было. Сравните еще кусочек, ближе к финалу: "Уедут офицеры... сестра замуж выйдет, и останусь в доме я один". Это у Чехова. Со сцены звучит следующее: "Я разорюсь, жена меня бросит, и мне становится от этого так радостно..."
Кое-что Чехову добавили. Кое-что вымарали. Никакая музыка не играет - ни грустно, ни весело, про нее и разговора нет. Менять оригинальный текст, конечно, не велика заслуга. Но у этих "Сестер" есть другое достоинство: даже привычные авторские реплики здесь неузнаваемы. Они режут ухо, застревают в мозгу, они будоражат, злят, изумляют. Это спектакль про других людей. Может быть, наконец-то, про тех самых, о которых писал Чехов. Если дать себе труд задуматься, неожиданно понимаешь, что чеховские герои - и сестры, и дяди, и чайки, и владельцы вишневого сада - на редкость грубы и беспардонны. Как не деликатно это восхваление собственной деликатности... Как бессмысленны и некрасивы их взаимоотношения... Как легко они оскорбляют словом и делом самых близких людей, с какой готовностью говорят гадости друг о друге... Они, наверное, не хуже нас, но уж никак и не лучше. "Отстань! Пристаешь тут, покоя от тебя нет... Надоела ты мне, старая!" - это кто говорит Анфисе? Может быть, Наталья Ивановна, чужой человек в доме? Нет, Маша. Маша, которая только что распиналась перед любовником: "Меня волнует, оскорбляет грубость, я страдаю, когда вижу, что человек недостаточно тонок..." и т.д., и т.п.
В этом спектакле Наташа (Елена Ксенофонтова) и Маша (Ольга Кузина) практически неотличимы. Ко второму акту у них даже прически одинаковые. Нашла стерва на стерву, как коса на камень. Вершинину, видно, бог судил наступать на одни и те же грабли: психопатку жену он променял на психопатку Машу, упорно тяготея к истеричному типу женщин.
Если на постановку чеховских пьес введут налог (между прочим, давно пора), Клепикову с Ячменевым придется заплатить только за венские стулья. Больше никакой узнаваемой банальщины здесь Нет. Бетонные стены, сухие ветки, прямые сосновые стволы, уходящие под колосники. На заднем плане поселяне и поселянки забивают кого-то ногами и жарят на гармонике. Дико пляшут ряженые, получившие в доме Прозоровых от ворот поворот.
Много текста произносится одновременно, реплика догоняет и забивает реплику. Самые пафосные монологи вообще стираются посторонним шумом, как ластиком. Кстати, насчет шумов: не очень понятно, по какой причине над многострадальным домом всесезонно кричат журавли. Заодно непонятен и встроенный в спектакль романс Бориса Фомина "Дорогой дальнею...". Уж очень выбивается из эпохи.
Говорят быстро, почти тарахтят. Беспокойные люди. Зато могут подхватить слово, как кукушка в часах: "Люблю, люблю, люблю, люблю, ку-ку...". Спектакль дисгармоничный, шумный, яростный, какой-то кособокий и в этой своей кособокости удивительно стильный. Очень хорошие актеры. Классные актеры, которых должна видеть настоящая театральная публика. Пусть только в качестве худрука, но Джигарханяну придется восстановить свое активное присутствие на столичной театральной карте. В Москву, в Москву!