Ольга Игнатюк

Культура

Уж не пародия ли он?
 

Вся мировая классика делится нынче в театре на два стана: тот, что существует «в тени традиции», уважая ее и развивая, и «альтернативный», играющий с классикой в великое множество всяких игр, подаренных веком постмодернизма. «Дон Жуан, или Каменный Гость» в Театре Джигарханяна — вариант номер два; да и вряд ли эта сцена, ориентированная на актуальную тематику новых времен и новую энергичную аудиторию, интересовалась бы «чистотой классического канона».(продолжение)

К слову сказать, альтернативные «Три сестры» этой сцены были признаны одной из перспективных чеховских трактовок в юбилейном Чеховском году. Чего никак не скажешь о мольеровском «Дон Жуане» в постановке Владимира Ячменева, явившем собой неутешительный и отнюдь не перспективный вариант «версификации классики».

Начинается этот спектакль столь интригующе-помпезно, а декорации (с использованием живописи итальянских и французских мастеров XVII — XVIII веков) и оперно-симфоническая увертюра столь романтичны, что способны обмануть кого угодно в жанре предстоящего зрелища. Сей «призрак оперы» в декорациях-картинках сопровождает действие и дальше — однако само действие очень далеко и от времен прекрасной старины, и от иных благородно-классических материй. Вышедшие на сцену персонажи, отодвинув живопись французских мастеров, сами правят бал и устанавливают свои законы мольеровского сюжета.

Вот выбегает Сганарель (Алексей Шевченков) и почему-то голосом Владимира Высоцкого начинает свой гневный монолог, обличающий сластолюбца Дон Жуана. Но это еще только начало, и наш темпераментный Сганарель по ходу спектакля каких только масок и костюмов на себя не примерит, оголтело несясь по клавиатуре всевозможных жанров, стилей и образов. Продвигаясь далее по сюжету, мы, не прекращая удивляться, обнаруживаем в нем также бесконечный парад эпох, манер и стилей, мелькающих перед нами в необъяснимом кураже.

Вот покинутая Дон Жуаном Эльвира с манерами современной бизнес-вумен отчитывает своего неверного супруга. А вот комедия дель арте, персонажами которой вдруг становятся Пьеро с Шарлоттой, выламываясь и кривляясь в своем нехитром диалоге так, как персонажам дель арте, вероятно, и не снилось. А вот древнегреческие нимфы в туниках — три обманутые Дон Жуаном особы, оплакивающие свою участь. Вот и номер из современного КВН: Диманша, пришедшего получить у Дон Жуана свой долг, Сганарель и его хозяин так дурачат и так «разводят», как это умеют делать одни лишь лихие одесские кэвээнщики либо подмосковные бандюки. Капустническое мелькание фарсовых костюмов от рыцарских средневековых до панковских, шансонетных и даже эскимосских сливается перед нами в некую дурную бесконечность, являя горячо любимый нашей публикой жанр эстрадного шоу.

Да, перед нами истинный театр пародийного шоу, цель которого — непрерывное веселье любой ценой, минуя смысл великой пьесы Мольера. До него тут, кажется, нет дела никому. Атака пародийного стеба столь сильна, что зрителю, в общем-то, и некогда толком задуматься о сути происходящего. Круговая клоунада действующих лиц, всеобщий драйв фарса и розыгрыша смахивают также на цирковое представление, несущееся галопом и не дающее опомниться замороченной публике. Технология пародии, освоенная здесь капитально, нацелена осмеять каждого, начиная с Дон Жуана и заканчивая Командором.

Герои выходят на сцену, кажется, лишь во имя того, чтобы явить публике очередной популярный типаж — современного рокера, тюремного пахана либо дискотечную девицу, парики и старинные шляпы спадают с голов сразу же по причине их полной ненужности, а любая сцена доходит до апофеоза пародийного кривлянья. Тут воспроизводятся манеры не только Высоцкого, но и Райкина, и Нееловой, и самого Джигарханяна, да и много чего еще любопытного тут можно обнаружить. «Угощайтесь!» — предлагает Шарлотта Дон Жуану, задирая свою юбчонку (и это, кажется, уже из феллиниевского «Амаркорда»). Статуя же Командора, сыгранная почему-то женщиной, в ответ на зов Дон Жуана отужинать с ним забавно кивает ему в прикольной клиповой манере. Зал постанывает от хохота.

Вам не терпится, вероятно, узнать и о главном герое — что за птица? Популярный персонаж наших телесериалов, миляга-парень, которого зритель встречает оживленными возгласами узнавания — Станислав Дужников, — он и есть здешний Дон Жуан. Добродушный толстяк с выдающимся вперед животом, лишенный всякого магического ореола, он вызывает всеобщее умиление публики тем, что играет именно самого себя, Стаса Дужникова, доброго, милого, положительного блондина, у которого ни одной черной мысли за душой. Текст роли рокового соблазнителя настолько чужероден в его устах, что звучит абсолютной пародией. Вот он «соблазняет» Шарлотту и тут же Матюрину, вероломно бросает Эльвиру, но делает это так смешно и лениво, что смотреть на все очень забавно. И это тоже пародия. Но если мы все-таки зададимся целью понять, что же несет в себе эта фигура, какую мысль, какую идею, то не обнаружим в ней ни цинизма, ни романтизма, ни жажды красоты, ни противоборства с миром, ни собственной философии, а лишь безмятежность и лень, делающие ее в данном контексте крайне смешной. Ну чем не пародия, скажите?

Зритель выходит из зала, насмеявшись до икоты, но вряд ли уяснив что-то серьезное из мольеровского сюжета. Хотя именно в наши «безбожные» времена следует ставить это философское полотно о великом богохульнике, пославшем вызов небесам и заслужившем страшную кару. Жаль, что именно философия пьесы оказалась здесь никому не нужна.